=Написанное=

Летнее солнце медленно поднималось из-за горизонта, знаменуя собой начало очередного дня. Его теплые, золотые лучи вырывали из лап ночи дерево за деревом, дом за домом, пока ночь не была окончательно изгнана из города. Теперь можно было увидеть маленькие уютные скверы, большие парки, старинные кварталы и бескрайние районы новостроек. Петербург предстал перед всеми в своей истинной красоте, еще сильнее подчеркнутой золотистыми лучами восходящего солнца. Город постепенно наполнялся звуками. Петербуржцы спешили по своим делам, гости города осматривали очередную достопримечательность, коих в Северной Столице было нескончаемое множество. Автомобили неслись по улицам и проспектам города, по его венам и артериям, еще больше уподобляя Питер одному огромному организму. Организму, который живет своей жизнью, но который не может обойтись без жизней  населяющих его. Люди основывают города, закладывая первый камень первого дома. Люди возводили дворцы и замки, люди строили дома, и даже теперь, когда казалось бы все уже построено, люди возводят небоскребы, что бы быть поближе к небу, прокладывают метротоннели, что бы покорить не только небо но и землю, и строят канализацию, что бы жить как люди. Но даже страшно подумать, что бы случилось с городом, если бы люди исчезли: опустевшие дома развалились бы, в подземные коммуникации прорвались бы грунтовые воды снося все на своем пути, асфальт растрескался бы под давлением корней и только всадник из меди, глядящий в даль, и змея под копытами его  лошади, навсегда застывшая в предсмертной агонии, остались бы последними реликтами ушедшей эпохи человечества.

        Хотя вот у старика Платоныча на этот счет было совсем другое мнение: "Не будет людей, не будет проблем!" - говорил он своим по- старчески скрипучим голосом. "Не будет людей, не будет проблем!" - напутствовал он своих внуков. "Не будет людей, не будет проблем!" - говорил он почти всегда, когда его спрашивали и не спрашивали, и даже тогда когда он был один. "Не будет людей, не будет сыра!" - говорил его друг Гаврилыч. Гаврилыч был реалистом. От ушей до кончика хвоста. Всю жизнь проработав водителем автобуса, он понял что нет в жизни места утопии, и люди может быть и зло, но зло неотвратимое. В любом случае, остался бы сыр с уходом людей, или не остался, они бы остались. Люди никогда не знали, и не знают об их присутствии. Вернее знают, но на своем, особом уровне. И даже если бы люди и пропали, этот маленький мир остался бы таким, каким он был раньше. Разве что прогресс бы затормозился, без людей то. Хотя кто знает. Этот мир существовал параллельно человеку и в средневековье, и в "золотые двадцатые", существует он и сейчас. Вот открывает форточку ветеран второй мировой, полковник в отставке, герой всего мыслемого и немыслемого, гроза всех врагов народа, Савелий Михайлович. Всегда в форме, при наградах, и в фуражке. Его усы, страдающие гигантизмом, развеваются на ветру и с лихвой  заменяют ему воспоминания о давно ушедших волосах. Всю войну прошел Савелий, вернее проехал на танке. Три танкиста и собака так и не догадались о пятом члене экипажа Т-34, точно также как и не догадались кто прочистил засорившуюся выхлопную трубу танка, когда тот застрял в болоте в лесах под Ленинградом. Между прочим танк смог после этого выбраться из болота, что спасло жизнь танкистам, и сохранило одну боевую единицу. Странно, не так ли? Ничего подобного, ведь Савелий Михайлович - полевая мышь. И очень горд этим. А вот спешит на остановку автобуса бурундук Геннадий Смирнов. Неизменные коричневый костюм, и портфель дополняют образ главврача Мечниковской больницы. Но все его любят не только за профессионализм, но и за неподражаемое умение рассказывать истории за праздничным столом. "Концентрируйтесь! Сейчас будет самое интересное!" - и все штабелями лежат. А вот к остановке подходят другие, вот крысята Колька и Женёк, обоим пятнадцать лет, видно опять на Финский залив, купаться. Каникулы все таки. Вот идут Савельевы. Андрей и Анастасия. В припрыжку бежит мышь Вася, по прозвищу Шуруп. Видать в гаражный кооператив, за детальками к своему дредноуту. Хлебом не корми, дай построить что- нибудь такое эдакое. Но что это? Это не видение? Не оазис в пустыне? Не сама ли надежда на доброе и вечное? Это идет Она, как луч света в темном царстве, как нежная роза среди колючек, как глоток воды в пустыне Сахара и имя ей - Весна. Мир не видел еще мышку с такими сногсшибательными внешними данными. Она это знала, и знала себе цену. Цену ей знали и другие, поэтому оставалось только глазеть. Никто не знал ее настоящего имени, никто не знал кто она и чем занимается, и только злые языки говорили, что она в тесных отношениях с крысом Сашей Белым, известным в своих кругах бригадиром, который в свою очередь на дружеской ноге с самим котом по прозвищу Рэм. Рэма уже в свою очередь знали все, и как не знать того, кто держит полгорода. Может правда это были только слухи, но никто не хотел выяснить это наверняка. Весна прошла, и остался только аромат полевых цветов, народ еще долго бы не успокоился но тут внимание всех привлек автобус, который  не спеша выехал из- за угла. За рулем сидел Гаврилыч. Больше всего мышь был благодарен людям за автомобили. Он не мог представить себе ни момента жизни без журналов, фильмов и конечно дискуссий с соседями на тему машин. Это он, будучи ещё молодым, утянул из магазина автобус на батарейках, и сделал из него свою мечту. С тех времен мечта делает по двадцать рейсов за день, к наиглубочайшей радости Гаврилыча, и жителей проспекта Мечникова. Дом номер восемнадцать по проспекту Мечникова ни чем не отличался от всех однотипных домов хрущевской постройки. В доме было 6 этажей, на которых жили люди, и конечно в подвале было еще столько же этажей, где жили все остальные. Вообщем он абсолютно ничем не отличался от таких же домов, стоящих в округе. Жизнь начиналась и тут. Во двор дома номер восемнадцать высыпали мышата, крысята, бабушки и дедушки, и мамы с колясками из пробок от колы. Промышленность в городе могла и не такое. Не только коляски, но и предметы быта, и даже, переоборудованные двигателями внутреннего сгорания для  моделей, некогда игрушечные автомобили. День, тем временем был уже в самом разгаре. Солнце стояло высоко, и грело всем душу. Настроение у всех было под стать погоде. Ну или почти у всех. В недрах подвала, на третьем этаже, в девяносто третьей квартире скрипнул диван. Старые пружины запели, и он проснулся. Его голова раскалывалась, и глаза никак не хотели открываться. Его конечности были как из ваты, и его бурундучий хвост представлял из себя напоминание о том, как вчера было весело. С трудом спустив ноги с кровати, он опустил их на холодный паркет. Тут же звякнули пивные бутылки, в неимоверном количестве лежавшие на полу. "Фельдшлосхен" - сказал он. Его голос звучал тихо и хрипло. "Немецкое, самое пручее" - добавил он. Распухшая с бодуна голова мешала ему жить. Обстоятельства прошлой ночи никак не хотели обрисовываться. Он встал и пошел к стулу, на котором висела одежда. Одевшись, он стал представлять из себя единое целое. Бурундук был среднего роста, с длинными волосами, и одет в белую футболку и брюки цвета хаки, с двумя накладными карманами пониже нормальных. Также имелись два серебрянных перстня по одному на руку, и три серебрянных цепи средних размеров на шее. Бурундука звали Ник. Или Эль Нико, как он себя сам называл. Ну или просто Эль, для друзей. Он жил на проспекте Мечникова всю сознательную жизнь, а лет ему было от роду 19. Судя по всему квартира Эля не убиралась все это время. Трехкомнатная квартира была захламлена донельзя. Или это был только итог вчерашнего? В любом случае ему было все равно. Предчувствие чего то нехорошего, что должно было произойти или уже произошло давило ему на грудь. Эль почувствовал, что нужно освежиться. Как в смысле вымыть морду, так и в смысле выпить чего. Сушняк был адский. Решив сначала заглянуть в ванную, а потом на кухню, бурундук вяло пошел навстречу новому дню. Сухой паркет грустно скрипел ему вслед. 

ЭЛЬ